Если сохраняется какая-то активность, и условия жизни вполне сносные, картина «упорной отставки» может оставаться неизменной. Так уж неудачно складываются многие качества этого типа личности, его запреты на стремления и ожидания, его отвращение к переменам и внутренней борьбе, его способность примиряться с положением вещей. Однако против них воюет один беспокойный элемент – зов свободы. На самом деле «отставка» – это подавленный бунт. Пока что в нашем исследовании мы видели выражение этого бунта в пассивном сопротивлении внутреннему и внешнему давлению. Но оно в любой момент может превратиться в открытый бунт. Случится ли это на самом деле, зависит от соотношения сил склонности к захвату и к смирению и от того, в какой степени ему удалось спастись от омертвения. Чем сильнее его тенденция к захвату, чем больше он – живой человек, тем легче возникнет в нем недовольство ограниченностью своей жизни. Если преобладает недовольство внешней ситуацией, тогда перед нами «бунт против». Если преобладает недовольство собой, это «война за».
Окружающая ситуация (дом, работа) может стать настолько неудовлетворительной, что человек, наконец, перестает с ней мириться и в той или иной форме открыто восстает против нее. Он может уйти из дому или с работы и стать воинственно агрессивным по отношению ко всем знакомым и незнакомым, ко всем соглашениям и общественным институтам. Его установка: «Наплевать мне, чего вы от меня ждете и что обо мне думаете» Это может выражаться более или менее светским путем или в более или менее оскорбительной форме. Это очень интересный ход развития с точки зрения интересов общества. Если такой бунт направлен в основном вовне, это – неконструктивный шаг, который уводит его еще дальше от самого себя, хотя и высвобождает его энергию.
Однако бунт может быть внутренним и направленным в основном на внутреннюю тиранию. Тогда, в определенных пределах, он может послужить освобождению. В таких случаях чаще идет постепенное развитие, чем бурное восстание, происходит, скорее, эволюция, чем революция. Человек все сильнее страдает от своих оков. Он понимает, в какую дыру себя загнал, как мало ему нравится его образ жизни, насколько он подлаживается под правила, как мало, на самом деле, ему важны окружающие, их житейские и нравственные стандарты. Он больше и больше склоняется к тому, чтобы стать «самим собой», то есть, как мы раньше говорили, любопытной смесью протеста, тщеславия и искренности. Освобождается энергия, и он может делать то, что позволяет ему его одаренность. В повести «Луна и грош» Сомерсет Моэм описал этот процесс в развитии характера художника Стрикленда. И кажется, что и сам Гоген, с которого грубо нарисован этот персонаж, и другие художники прошли эту эволюцию. Естественно, цена ее определяется искусством художника и его одаренностью. Излишне говорить, что это не единственный путь к созданию чего-то. Это один из путей, которым творческие способности, задавленные прежде, могут освободиться для их выражения.
Такое освобождение, тем не менее, ограниченное. Те, кто достиг его, по-прежнему несут клеймо «отставки». Они по-прежнему тщательно охраняют свою отчужденность. Общее их отношение к миру по-прежнему оборонительное или воинственное. Они по-прежнему равнодушны к личной жизни, за исключением вопросов, касающихся их работоспособности, которая, поэтому, может принять характер одержимости. Все это указывает, что они не разрешили свои конфликты, а нашли лишь работающее компромиссное решение.
Этот процесс может произойти и во время анализа. А поскольку он приносит, в конце концов, заметное освобождение, некоторые аналитики* считают его самым желательным исходом. Мы, однако, не должны забывать, что это лишь частичное решение. Проработав всю структуру «ухода в отставку», мы можем не только освободить творческую энергию, но и сделать человека свободным для лучших отношений с самим собой и другими.
* См. Дениел Шнайдер. «Действие невротического стереотипа, невротическое искажение творческой способности и сексуальности». Доклад в Нью-Йоркской медицинской академии (Daniel Schneider. «The Motion of the Neurotic Pattern. Its Distortion of Creative Mastery and Sexual Power», 1943).
Теоретически исход активного бунта демонстрирует решающую роль, которую зов свободы имеет в структуре «ухода в отставку», и его связь с охраной автономности внутренней жизни. И напротив, чем больше человек отчуждается от самого себя, тем меньше значит для него свобода, как мы сейчас увидим. Уходя от внутренних конфликтов, от активной жизни, от активной заинтересованности в своем развитии, человек рискует уйти и от глубоких чувств. Ощущение тщеты, составляющее проблему уже при «упорной отставке», перерастает тогда в ужас пустоты, сводящий с ума. Обуздание стремлений и целенаправленной деятельности приводит к утрате направления в жизни, к движению по воле волн, куда понесет поток. Настаивая на том, чтобы жизнь была легкой, без боли и трений, можно развратиться, особенно если уступить искушению деньгами, успехом, престижем. «Упорная отставка» означает жизнь, полную ограничений, но не безнадежную; человеку все же есть, чем и для чего жить. Но когда теряются из поля зрения глубина и автономность своей собственной жизни, негативные стороны «ухода в отставку» остаются, тогда как позитивные теряют свою ценность. Только тогда «уход в отставку» становится безнадежным. Человек смещается на обочину жизни. Это характеризует последнюю группу, «барахтающуюся в луже».
Человек, оторванный от себя, словно центробежной силой, теряет и глубину и силу чувств. Его отношение к людям становится неразборчивым. Любой становится «очень хорошим другом», «таким славным парнем», или «отличной девчонкой». Но с глаз долой – из сердца вон. Интерес к ним утрачивается при малейшей провокации, он даже не пытается разобраться, что же там случилось. Отчужденность превращается в безразличие.
И радости становятся мелкими. Сексуальные похождения, еда, выпивка, сплетни, игра или политические махинации становятся основным содержанием его жизни. Он утрачивает чувство главного, настоящего. Интересы становятся поверхностными. У него больше нет своих суждений или убеждений; вместо них он довольствуется сегодняшним мнением. Он трепещет в благоговейном страхе перед тем, что «люди подумают». Вместе с тем, он теряет веру в себя, в других, в любые ценности. Он становится циничным.
Можно выделить три формы «жизни в луже», отличающиеся друг от друга некоторыми акцентами. В первой значение придается «веселью», тому, чтобы хорошо провести время. Со стороны это может выглядеть как вкус к жизни, противоречащий основной характеристике «ухода в отставку», не-хотению. Но движущий мотив здесь – не достижение удовольствия, а необходимость стряхнуть с себя гнетущее ощущение пустоты, забыться, рассеяться среди забав. В «Харперз Мэгэзин»* я нашла стихотворение под названием «Палм Спрингз», рисующее этот поиск развлечений у праздного класса.
* Из статьи «Палм Спрингз: ветер, песок и звезды». Кливленд Амори.
Конечно, это мечты богатых бездельников, но они распространяются и на людей с доходом ниже среднего. В конце концов, это вопрос кошелька, ищут ли «веселья» в дорогом ночном клубе, на коктейле, театральном вечере или собираются у кого-то дома, чтобы выпить, поиграть в карты, поболтать. Можно собирать марки, стать гурмэ, ходить в кино, и все это прекрасно, если это не единственное реальное содержание жизни. Общество не обязательно: можно читать фантастику, слушать радио, смотреть телевизор, мечтать. Если развлекается компания, то строжайше избегают двух вещей: нельзя ни на секунду оставаться одному, и нельзя заводить серьезных разговоров. Последнее считается дурными манерами. Цинизм прикрыт тонкой пленкой «терпимости» или «широты взглядов».