Уверенность в себе, служащая, видимо, залогом всякой творческой работы, у него всегда шаткая, неважно, насколько его подход к работе кажется самоуверенным или реалистичным.

Он редко дает адекватную предварительную оценку того, во что выльется данная работа; ее трудности, скорее, недооцениваются или переоцениваются. Нет, как правило, и адекватной оценки ценности проделанной работы.

Условия, при которых он может выполнить работу, в основном слишком жесткие. Они и более необычные и более неукоснительные, чем обыденные рабочие привычки здоровых людей.

Вследствие эгоцентричности невротика слаба его внутренняя готовность к работе. Вопросы, как он справится с ней, как он должен действовать, гораздо больше заботят его, чем сама работа.

Радость или удовлетворение, которые можно получать от подходящей работы, обычно отравлены для него, потому что работа идет слишком судорожно, слишком перегружена конфликтами и страхами или субъективно обесценивается.

Но как только мы отойдем от этих обобщений и рассмотрим в деталях, как именно проявляются нарушения в работе, мы больше удивимся их различиям при различных видах невроза, чем их сходству. Я уже упоминала различия по степени осознания существующих трудностей и по степени, в какой человек страдает от них. Но особые условия, при которых работа может или не может быть выполнена, тоже очень разнообразны. Это же относится и к способности прилагать постоянные усилиям, рисковать, планировать, принимать помощь, поручать работу другим и т.п. Эти различия определены в основном тем главным решением, которое нашел человек для своих внутрипсихических конфликтов. Мы обсудим отдельно каждую группу.

Захватнический тип, безотносительно его особых характеристик, склонен переоценивать свои способности или таланты. Он склонен также относиться к своей работе как к исключительно важной и переоценивать качество ее выполнения. Те, кто не склонен разделить его мнение о своей работе, кажутся ему или просто неспособными его понять («вот перед какими свиньями приходится метать бисер»), или завистниками, которым нельзя давать веры. Любая критика, неважно насколько серьезная или добросовестная, ео ipso ощущается как враждебные нападки. И, в силу необходимости отбросить любые сомнения в себе, он склонен задумываться не о справедливости критики, а о том, как оградить себя от нее, так или иначе.

По той же причине его потребность в признании его работы, в любой форме, безгранична. Он склонен считать, что имеет право получать такое признание и негодовать, если оно не ожидается

Сопутствует этому его почти полная неспособность доверять другим, по крайней мере коллегам и сверстникам. Он может откровенно восхищаться Платоном или Бетховеном, но ему трудно оценить любого современного философа или композитора, тем более трудно, если тот представляет угрозу его собственному уникальному значению. Он может быть сверхчувствителен к тому, что в его присутствии хвалят чьи-то достижения.

Наконец, зов власти, характерный для всей группы, включает в себя неявное убеждение, что просто не существует препятствии, которые он не мог бы преодолеть силой воли или в силу своих выдающихся способностей. Надо полагать, что тот, кто первым выдвинул лозунг, висящий в некоторых американских учреждениях: «Трудное мы сделаем сейчас, невозможное – чуть погодя», принадлежал к данному типу. В любом случае, он один из тех, кто понимает этот лозунг буквально. Потребность доказать свою власть часто делает его изобретательным и побуждает приняться за такие задачи, за которые другие поостереглись бы взяться. Но она же таит опасность недооценки предстоящих трудностей. Нет такого дельца, которое он не провернул бы моментально, нет болезни, которую он не определил бы с первого взгляда, нет статьи или лекции, которую он не навалял бы тотчас же, нет такой поломки, которую он не устранил бы лучше любого механика.

Совместное действие этих факторов (переоценка своих способностей и качества проделанной работы, недооценка других людей и имеющихся трудностей и относительная невосприимчивость к критике) отвечает за то, что он часто не видит существующих в его работе нарушении. Эти нарушения различаются в соответствии с преобладанием нарциссических, перфекционистских или высокомерно-мстительных склонностей.

Нарциссичный тип, которого дальше всех уносит его воображение, демонстрирует их наиболее явно. При тех же примерно дарованиях, он наиболее продуктивный среди личностей, чье главное решение – захватить все вокруг. Но и он сталкивается с различными трудностями. Одна из них та, что он разбрасывается: его интересы слишком разнообразны, его силы уходят слишком во многих направлениях. Например, женщина считает, что должна быть совершенной хозяйкой, женой и матерью, еще она должна быть лучше всех одета, заседать во всех комитетах, приложить руку к политике и стать великой писательницей. Деловой человек, помимо того, что взял в свои руки слишком много предприятий, ведет широкую политическую и общественную деятельность. Когда, в конце концов, такой человек сознает, что ему не сделать столько дел сразу, он утешает себя тем, что все дело в его разносторонней одаренности. С плохо скрытым высокомерием он может выражать зависть к тем счастливым беднягам, у которых всего один дар. На самом деле, разнообразие его способностей может быть вполне реальным, но не оно источник проблемы. Она возникает из настоятельного отказа от осознания, что его достижениям есть предел.

Следовательно, временное решение ограничить свою деятельность, обычно временным и остается. Против всякой очевидности противоположного он быстро скатывается назад, к своему убеждению, что другие бы не могли делать столько дел сразу, а он, вот, может, и может в совершенстве. Ограничение своей деятельности пахнет для него поражением и презренной слабостью. Перспектива быть таким же, как другие люди, с такими же пределами возможностей, унижает его, а потому – нестерпима.

Другие нарциссичные личности растрачивают свои силы не на разные виды одновременной деятельности, а на то, чтобы успешно начинать и тут же бросать одно дело за другим. У одаренных молодых людей это все еще выглядит так, словно им просто нужно время, чтобы перепробовать всякие занятия, чтобы выяснить, что же их больше всего интересует. И только более внимательное исследование личности в целом может показать, верно ли это простое объяснение. Например, у него вспыхивает страстный интерес к сцене, и он пробует себя в качестве драматурга, первые попытки выглядят многообещающими – и вдруг он все бросает. Потом, тем же порядком, он пробует писать стихи или заниматься сельским хозяйством. Затем идет воспитание детей или медицина, все с тем же взлетом энтузиазма, сменяющимся потерей интереса.

Но такой же процесс может происходить и у взрослого человека. Он делает наброски к большой книге, создает какую-то организацию, у него широкие деловые проекты, он работает над изобретением – но снова и снова интерес испаряется, прежде чем хоть что-то сделано. Воображение рисует ему сияющую картину быстрых и величественных достижений. Но интерес куда-то пропадает при первой же реальной трудности, с которой приходится столкнуться. Однако его гордость не позволяет ему признать, что он убегает от трудностей. Потеря интереса помогает сохранить лицо.

Два фактора вносят вклад в лихорадочные метания, характерные для нарциссического типа вообще его отвращение к упорной проработке деталей и к последовательным усилиям. Первая установка уже в школьном возрасте подозрительна на невроз. У ребенка могут быть, например, идеи для сочинения, показывающие хорошее воображение, и в то же время он определенно бессознательно сопротивляется тому, чтобы написать его чисто и без ошибок. Та же неряшливость может снижать качество работы взрослого. Он может считать, что ему подобают блестящие идеи или проекты, а «отделывают» их пусть посредственные, обычные людишки. Следовательно, ему не трудно перепоручить работу другим, если только это возможно. Если у него есть подчиненные или сотрудники, которые способны довести идею до ума, все идет хорошо. Если же ему надо сделать работу самому (написать статью, разработать фасон одежды, составить документ), он может считать работу сделанной в совершенстве к своему полному удовлетворению, еще и не начав реальную работу по обдумыванию идеи, их проверке, перепроверке и собиранию воедино. То же может произойти и с пациентом в анализе. И здесь мы видим, что еще определяет его проблемы, помимо общих идей величия: ему страшно увидеть себя во всех подробностях.